Mашенька, 49 - 25 августа 2011 19:40

ПРОДОЛЖЕНИЕ ИСТОРИИ - 2
А главное, коль любовница станет женой — на колу мочало, начинай сначала. В мои времена мужчины еще умели жить на две семьи. Везде были жены, дети. Они папу любили, он к ним был снисходителен… Все было у мужчины в руках. Не теперь.
— Мяу! — раздается из-за двери.
Папуш снова вскакивает, чтобы впустить питомца обратно. Этот мир принадлежит не мужчинам, не женщинам, а требовательным котам.
— Инициация — важная тема, — говорит Папуш. — Основное, чем я занимаюсь с клиентами, — инициация во взрослое. Они все — в тридцать, в сорок — еще дети, с мамой и папой, что, конечно, смешно. Но выйти во взрослое можно только в женщину или в мужчину. В этом для мальчиков сложность. Ведь стать мужчиной — значит искать цель… И на инициацию надо решаться самому. Это можно, но никто не навязывает, даже не предлагает. Какое взросление! «У тебя такая хорошая мама!»
И ставит точку:
— Мужчинам в том виде, в каком мы к ним привыкли, конец. Чтобы стать новыми и выжить, им придется приспособиться. А если не умеют — учиться этому у женщин. В будущем мужчина с женщиной должны вместе построить общий мир.
Сам Михаил Папуш уверен, что брутальности не потерял. Он оградил свое мужское достоинство немного эзотерической целью: собрать все важное из старого мира, чтобы передать новому.
Призы победителю
Кирилл оплачивает домашний интернет в подмосковном Александрове. Улыбается симпатичной кассирше. Ноль реакции — не ценят современные женщины «интеллектуальный тип» (это когда маленький рост, худые плечики, круглое лицо с очками. Глаза, правда, умные, но кто ж на них смотрит?).
— Почему я должен ориентироваться на образ грузчика? — возмущается Кирилл, выходя на улицу. И причитает: — Ну ес-ли я не та-кой?!
Он в широких штанах и светлой рубашке, на стереотипы начихал, остался верен скромному умному себе. Мало того, он вообще трансгендер, то есть раньше был женщиной. Мужскую жизнь начинает с нуля.
— Кирилл, а что значит быть мужчиной?
— Я знаю, как это ощущение приходит. Мужчина — хозяин жизни.
Будучи еще женщиной, Кирилл приехал в Москву из Калуги. Совершил переход в мужской пол, не бросая университета. Однокурсники наблюдали, как у подружки ломается голос, потом растет борода. Параллельно с учебой он ложился на операции, судился с загсом за право получить новые, мужские документы. Жил в общаге по старинке — с двумя подружками, писал им курсовики за деньги и домашние обеды. Потом пошел работать, купил квартиру в Александрове — два часа на электричке до Москвы.
Он через многое прошел, чтобы стать «хозяином жизни». А теперь вот идет в магазин за тапочками. Теми самыми, в которые суешь ноги после тяжелого рабочего дня. Мама Кирилла вообще-то уже приезжала и их купила. Только «с женским рисунком». А должны быть брутальные. И не просто тридцать девятого размера, а «тридцать девятого мужского». Кирилл придирчиво рассматривает гендерную обувь, остается недоволен. Надо, чтобы тапки были еще и уютны.
Дома у него, как и у Никиты, не окончен ремонт. Но как-то все на местах, все новое, и всего по одному. Свой быт селфмейд-мужчина выстраивал в свежем, самостоятельно купленном пространстве, а не в забитом старыми предметами доме отца. Маленький телевизор на коробке — от самого себя. Зато компьютер — на большом столе, с большим экраном. Здесь у Кирилла общественная работа: доклады для международных конференций, разработки для закона о здравоохранении, в котором должны быть прописаны права трансгендеров, которые он в меру сил пытается защищать.
Жены нет. Несколько трансженщин, которым Кирилл помогал, мечтали стать его принцессами. В ответ он показывал на кухонном подоконнике кактус: «Видишь цветочек? Один у меня уже есть». За этим кактусом Кирилл начал ухаживать в девять лет, привез его из Калуги в московскую общагу, потом в Александров. Колючий питомец зацвел единственный раз. Потом почему-то начал безудержно размножаться, обрастая круглыми игольчатыми «детками».
— Я точно знаю, что однажды влюблюсь, — говорит Кирилл. — Когда женщина увидит во мне не средство для чего-нибудь, а человека. И тогда сделаю невозможное, чтобы ее завоевать.
Но с атрибутами принца у Кирилла сложно: помимо прочего, он еще и работает секретарем на ресепшне.
— Переход в другой пол рушит социальные связи, — объясняет он. — Так что в двадцать пять я начал жизнь заново. Пришлось идти хоть на какую-то работу. Секретарский опыт уже был. Со стереотипом «это работа женская» теперь легко борюсь. Просто я лучше всех ее делаю. Многим, кроме «образа мужика», нечего больше предложить. А я слишком долго доказывал свое право на индивидуальность. И теперь готов ее отстаивать даже у стереотипов.
«Стать секретаршей?! Уж лучше плейстейшен!» — наверняка возопило бы мужское достоинство. Но мысли Кирилла крепко обосновались на верхней палубе. И как-то так получается, что зарплата у него все быстрее растет.
— Что будет, если мужику отрезать член? — неожиданно рубит он сплеча. — А повесится. Потому что больше у него ничего нет. Быть мужчиной — эдакий подарок природы, вроде и делать ничего не надо. Гендерный социоконструкт беззащитен, потому что строится на биологической заковырке.
Последнюю операцию — по прикреплению биологического мужского достоинства — Кирилл не сделал: дорого и для здоровья опасно. А если нет члена, смену пола загсы не регистрируют и разрешения на смену документов не дают. Но Кирилл нашел аргументы, доказал врачебной комиссии, что он — мужчина, не предъявляя свежепришитый орган. Теперь у него и справка есть.
— Было бы интересно посадить обычного мужчину перед психиатром, — хмыкает Кирилл, — и сказать: «Докажи, что мужик. Не сни-ма-я шта-нов!»

• 
• 
•