Tusik, 54 - 9 июля 2015 01:45

Гюльчатай, часть 3
Вторая история тоже могла бы стать основой для анекдота, но такого анекдота я, признаться, не слышала:
- Привет! - звонит мне Гульчик как-то утром. - Представляешь, что я тут обнаружила? У меня правая грудь больше левой, даже на глаз заметно.
- Нашла чем удивить! - говорю я. - У многих женщин такое.
- Да нет, ты не поняла. Еще год назад они были одинаковые.
- Что ж случилось-то? Может, к врачу? - выразила я беспокойство, мысленно перелистывая учебник по маммологии.
- Нет, врач-то тут причем. Я, когда мастурбирую, правая рука у меня все время ТАМ, а левой я себе правую грудь массажирую. Вот и раскачала.
Все-таки безграничны возможности нашего организма. Главное, чтобы был некий движущий момент. В случае с Гюльчатай это, конечно же, были какие-то невообразимые сексуальные потребности.
Как-то мы с ней вместе собрались поехать в столицу. Я, как обычно, деньги добывать для нашей журналистской артели, а Гуля куда-то дальше, за Москву, проведать свою татарскую родню. Сговорились заранее, билеты купили в один вагон. Пришла - нет ее. Влетела она в вагон в последний момент, прильнула к стеклу, давай махать рукой кому-то. Присматриваюсь: за стеклом стоит юноша, смертельно бледный, с кругами под глазами. Вяло машет Гульке в ответ.
Наконец, поезд тронулся, Гюльчатай перестала руками размахивать и обернулась ко мне. Смотрю - нос красный, аж багровый:
- Ты простыла что ли? Нос багровый.
- Нет.
И рассмеялась.
Оказалось, всю предыдущую ночь и весь день отъезда до самого вечера Гюльчатай провела в какой-то гостинице. С тем самым юношей, что бледной тенью маячил на перроне. А нос у нее красный потому, что несколько часов кряду простояла она в коленно-локтевой позе, упираясь носом в накрахмаленную гостиничную подушку. Просто стерла! То-то юноша еле на ногах держался: носы девушкам стирать об подушки - это вам, извиняюсь, не слоников из какашек лепить.
А как-то Гульчик пришла ко мне на ДР. Отмечали мы его у меня дома, при условно большом скоплении народа. Было человек пятнадцать друзей разного пола.
Дни рождения мои обычно проистекали по одной и той же схеме, за что и ценились завсегдатаями. Я говорила кому-то одному, что праздновать будем тогда-то. Очень быстро об этом узнавали все, кому это было интересно. Приходили гости строго в назначенное время. Мне к этому моменту уже было очевидно, что салаты настругать я не успеваю. Поэтому я готовила "приветственный аперитив". В его состав входил сок, лед, мартини и водка. К моменту водружения салатов на стол все уже были хороши. Что, впрочем, никак не сказывалось на аппетите. Съедали обычно почти все. Компания начинала заседать в комнате у стола, потом часть народа перекочевывала в кухню, а часть оставалась в комнате - песен попеть. После полуночи самые "одомашенные" каким-то образом уезжали к себе, часть людей засыпала на многочисленных диванах и кроватях, а самые стойкие продолжали петь песни до шести утра (да пошлет мироздание счастья и здоровья моим соседям, терпеливо сносившим наши ежегодные ночные завывания!), после чего брели в едва открывшееся метро. Не самое высокодуховное мероприятия, зато там никогда не было никаких наркотиков, драк, сквернословия и прочего разного.
Визит Гюльчатай внес некое разнообразие в привычный сценарий. Само собой, едва переступив порог, она выпила мой традиционный аперитив. Напиток возымел на нее прямо-таки волшебное действие: девушка попыталась полюбить всех мужчин в доме сразу. С кем-то она танцевала, прижимаясь так, что мадам Грицацуевой и не снилось. С кем-то страстно шепталась в уголке. Сына моего уговаривала поехать к ней незамедлительно, потому что ей надо срочно "ввернуть лампочку в ванной". В конце концов, вылила себе на ногу стакан кипятка и потребовала срочную перевязку. "Медбратом" для перевязки был избран Леонид.
Выбор был нехорош. Он был неправилен, что в последствии привело к почти трагическим событиям. Дело в том, что Леня, несомненно, был героем-любовником. Но только в душе. Когда дело доходило до конкретики, он терялся и трусил. Что, впрочем, не мешало ему какое-то время жить с двумя девушками сразу. Так вот, уединившись для перевязки в отдельной комнате, Леня по-честному перевязал Гуле ногу. Просто перевязал! Смазал каким-то там маслом, перемотал бинтом. При этом читал для Гюльчатай вслух какие-то стихи. Выложился по полной, одним словом.
Гуля, надо понимать, ждала иного. Ее и без того трясло от вожделения, а тут, после нежных Ленькиных прикосновений к ее бедру, хоть и ошпаренному, она взвилась просто кобылицей. Леня, ничегошеньки не понимавший в женщинах, был предан анафеме. Хромая, Гюльчатай перебралась на кухню - поближе к мартини.
Вечеринка, тем временем, была в самом разгаре.

Продолжение следует.

• 
• 
•