Leo, 42 - 3 октября 2006 23:23

Друг мой, Аня, ангел мой, милая, единственная, сокровище мое, здравствуй! Пишу тебе сразу и как есть – я вновь проиграл. Ты опять, знаю, проклянешь меня, и будешь ломать руки, для чего выбрала такую судьбу? А я – подлец, и самый притом – мерзкий, ведь я в подлости своей дошел до самого низу. Я не только гадость делаю, а ведь я буду через ту гадость прощение себе вымаливать. Знай, что теперь я себя совсем считаю ничтожеством, милая моя Аня. Но и тут – совсем в моем духе – не только потешиться за твой счет, но и выпросить прощение. Но вот тебе отчет, как он есть.

Позавчера получил присланные тобой луидоры, и твердо знал, что играть уже не буду. Знал уже, что теперь только – работа и труд, и через это родится мой новый роман, который будет хорош, и даст нам деньги. Только трудом я смогу избавить нас от того положения, в котором мы находимся, выволоку из нищеты etc. С утра во вторник я встал в девять, и совсем без завтрака три часа писал без остановки, так что сломал даже два карандаша. Поверишь ли, ангел мой, сделал целых восемь листов. Потом я решил пойти на воксал скромно пообедать. Затем ходил в парк гулять. Парк тут обворожительный, чудо как хорош, много лучше дрезденского. Я гулял в нем до вечера, и поправил тут себе нервы.

Вечером, идя в гостиницу, черт дернул меня заглянуть на рулетку. Тут все и покатилось. Если бы не этот случай, я бы уже мчал, ангел мой, к тебе в поезде. Играл тут Тургенев, играл нечеловечески хладнокровно, так, что ничего нельзя было понять по лицу его. Мы с ним поздоровались, и я стал глядеть. Я сразу понял, что тут какая-то система, больно мудреная, но система. Я стал наблюдать за ним, и вся его система и открылась. Знаешь ли, я это давно понял, что если есть система, то и проиграть невозможно. Но тут нужно хладнокровие и выдержка нечеловеческие. В два часа Тургенев сделал себе 15 000 франков, забрал золото и вышел. Я стоял, как оглушенный, и потому только, что думал неотрывно об этих луидорах. Ему-то, милая моя Аня, ему-то эти деньги и не нужны были вовсе, вот в чем дело! По крайней мере, если и нужны, то только не так, как мне. Мне-то это было необходимо на дело почти святое. Чтобы ты, ангел мой, ни в чем не нуждалась, для счастья нашего, для семьи, для романа моего. С другой стороны, ты знаешь, как я его не люблю.

Все прошлое вспомянулось, и я решил сыграть хоть бы десять франков (как бы, между прочим, будучи уже выше рулетки, и взирая на игроков, как на затянутых в омут, насмехаясь над прочими, как над больными). При том, я крутил в голове систему, и играл строго по ней. В час я сделал 5000. Выигрыш окрылил меня, и тут бы остановиться. Какое там! Тут знаю, как ты меня ненавидишь до безумия в эти минуты, и как проклинаешь! Ведь я худое сделал, я твое благополучие на кон поставил. Ведь я самый подлец был, недостойный твоего уважения. Ведь я в эти минуты о тебе, ангел мой, совсем и не вспомнил. Будто и нету тебя, и никогда не было.

Поставил снова и много и проиграл. Я стал сердиться, что счастье мое переменилось, стал нервничать совсем до лихорадки, ставить на кон, как придется. Я кинул к чертям совсем систему, и в несколько минут все и проиграл. А всему тому виной – моя выдержка, которой я пренебрег и хладнокровие. Тургенев ведь фат, и играл, как бы отстраняясь. Я не так, я – весь в игре, совсем не смотрю на рулетку и не анализирую. Вот весь давнишний выигрыш – и к черту!

Вернувшись в гостиницу, я заложил часы и серебряный портсигар. Но хозяйка (а какие немцы в этот момент все становятся корыстные подлецы!) денег не дала, сказав, что вычтет из квартплаты. Просил хоть десять франков, чтобы отыграться, но мне отказали. Милая моя Аня, ангел мой, я люблю тебя безумно. Поди к Каткову, любовь моя, попроси у него рублей 50, и вышли их мне переводом. Или заложи свое зеленое платье (клянусь по приезду я его немедля выкуплю! Или ты мне уже не веришь?!). Этого хватит, чтобы тут расплатиться и ехать из Бадена прочь. Прочь, прочь отсюда, как от чумы. Только умоляю, любовь моя, не думай, что я проиграю и эти деньги, уж не таков я совсем скот и мерзавец. Не убивай меня осуждением совсем. Неужто, ты могла подумать, что я до такой низости мог бы пасть*.
Засим целую тебя, бесценная моя, крепко-крепко, обнимаю и жду, не дождусь, наконец, нашей встречи. Твой всегда и весь, Федор Достоевский.

* Ф.М. Достоевский проиграл и эти деньги.

• 
• 
•