Таня, 51 - 15 февраля 2009 12:23

Лучше позже, чем никогда :) Сказка Евгения Красницкого. Дарю всем, кому понравится :airkiss: — Надоело, как-то, Макоши жить одной, и решила она завести себе мужа. Но где ж его взять такого, чтобы никаких изъянов не имел и был бы точно таким, как ей самой хочется? В таком деле полезно бывает спросить совета у кого-то такого, кто подобным делом уже занимался, и отправилась Макошь на берега Варяжского моря к карельскому богу кузнецу Ильмаринену. Славен был Ильмаринен своим великим искусством, карелы верят, что это он сковал небесный свод и светила, выковал железную лодку, которая без весел и паруса по воде бежит, изготовил волшебную мельницу Сампо, из которой с одной стороны сыплется соль, с другой стороны — мука, а с третьей — золото.
Но не эти чудеса привлекли Макошь и заставили пойти за советом к Ильмаринену, а то, что сковал он себе из серебра и золота жену. Пришла она к нему в небесную кузницу, поднесла подарки по обычаю, поговорила для приличия о делах посторонних, а потом изложила ему свою заботу. Ильмаринен даже и задумываться не стал, так сразу и ответил: «Не трать время, не выйдет у тебя ничего. Не потому, что ты неискусна, не потому, что силы у тебя мало, и не потому, что не хватает мудрости, а потому, что ты — женщина, и желание твое, как и многие желания женщин, невыполнимо».
С тем и расстались. Обидными показались Макоши слова северного кудесника, но зла таить на него она не стала — что муж, хоть и так умудренный, как Ильмаринен, может знать о женских желаниях и об их выполнимости?
Вернулась Макошь к себе и, вопреки совету Ильмаринена, все-таки сотворила себе мужа по своему разумению. Красавец получился писаный: станом могуч, но строен, ликом красив и светел, нравом легок и весел. Любил жену беспредельно, любые желания ее исполнял, лелеял и угождал всячески. Вроде бы, все хорошо, но чего-то Макоши не хватало, сама понять не могла, чего именно.
Увидал, как-то Макошина мужа отец ее Перун и спрашивает: «Это кто ж такой, дочку мою в жены взял, не посватавшись? Откуда пришел, как звать?». Растерялся Макошин муж, заробел при виде Перуна грозного, молчит — не знает, что отвечать. Сама Макошь отцу вместо него ответила: «Это муж мой, зову я его Ладо, ни откуда он не приходил — сама я его сотворила». «А чего ж он такой робкий?» — удивился Перун — «Разве ж может такой мужем богини быть? А если тебя обидеть кто захочет?». «От обидчиков я и сама защититься могу!» — отвечает Макошь — «А Ладо мне другим любезен — без изъянов он: не грубит, ни с кем в драку не лезет, к хмельному не пристрастен, мне ни в чем не перечит, только всячески угождает». Тут Перун как начнет хохотать, аж земля зашаталась. «Так это не муж, а дитя! Ты его на свет произвела, ты себя и его защищаешь, а он тебе послушен. Только кто же за собственных детей замуж выходит? Дура ты, дочка, хоть и богиня, а через тебя и все бабы смертные дуры дурами». Обругал Макошь и ушел, а она, наконец, поняла, чего ей в муже не хватало — мужества!
Долго ли, коротко, но изловчилась как-то Макошь, добыла немного силы и ярости отцовской, да влила в своего Ладо. Еще краше стал ее ненаглядный — в глазах огонь появился, силой и ловкостью молодецкой, на радость жене, во всяческих состязаниях побеждает, да и в любви плотской такую радость ей стал доставлять, о какой она раньше и не думала. Всем хорош! Стала Макошь даже подумывать, чтобы показать своего Ладо Ильмаринену — пусть убедится старый в своей ошибке. Но не долго она радовалась, стала замечать, что Ладо ее больно уж лихим глазом на служанок поглядывает, а потом и на месте преступления застала. Ох и взыграла у нее кровь! От нее, от благодетельницы, которой всем и даже самим существованием своим, обязан, к какой-то служанке! Единым махом девку в мокрицу оборотила, хотела было и Ладо своего в распыл пустить, да больно уж жалостно он прощения просил, каялся, клялся, что больше ни-ни… Пожалела, одним словом. Какое-то время все по-прежнему шло, а потом опять попался Ладо на блудодействе. И снова простила его Макошь. Но на третий раз не стерпела — оборотила его в петуха.
С тех пор все петухи такие и есть. Собой хороши: вид гордый, осанистый, красавцы — гребень алый, перья в хвосте переливчатые, до любви ярые — кур топчут всех подряд и прозванья не спрашивают. Но горласты, драчливы, а если коршун налетит, сами первыми в курятник и улепетывают.
Погоревала Макошь, позлилась, а потом решила ошибку свою исправить — нового Ладо себе сотворить, но уже совсем другого. Изготовила детинушку сложенья богатырского, нрава крутого, самой Макоши преданного и, на всякий случай, от греха, не шибко умного. По началу радовалась — за таким мужем, как за каменной стеной, и батюшка Перун не насмехается. Только стало ей постепенно как-то скучно. Песен, шуток-прибауток новый Ладо не знает, гусли, свирель или гудок у него в лапах только хрустят, да трещат, умственной беседы не дождешься — только о лошадях, да об оружии. Приятно, конечно, если тебя раскрыв рот слушают, но рано или поздно захочется чтобы и отвечали, а у нового Лады ответ один — в охапку, да на постель.
Отлучилась как-то Макошь по делам на несколько дней, возвращается, а в доме разор полный. Шум грохот, крики, все поломано, Ладо новый кого-то лупит, кого-то срамными словами поносит… Макошь кричит: «Стой! Ты что творишь?», а он отвечает: «Тебя столько времени не было, должен же я куда-то свою страсть растратить!». Ничего не успела Макошь ответить — явился на шум сам отец богов Сварог. Посмотрел на беспорядок, сказал: «Эх, внучка, внучка, зря ты Ильмаринена[6] не послушала», и оборотил второго Ладу быком. С тех пор все быки такими и стали: сильные, ярые и тупые. Ни шерсти с них, ни работы, только и пользы, что коров покрывают, да на мясо забить можно.
Не с

• 
• 
•