Дэн, 37 - 21 мая 2009 02:53

Письмо Еве.
Заранее следует, наверное (и как всегда), извиницца (естественно…) за некоторые кувыркания – и, к сожалению, это будет не совсем цирк, совсем не цирк даже. Я пишу это письмо более-менее серьёзно. Нет, не то – важнее, что я пишу оное искренне – правда, мы-то (да и они тоже) знаем, что в моих худощавых ручонках псевдо-геракла прямолинейность искренности загибаецца под напором юной мощи истории. Да, истории. Мифа. Легенды. Нормальные люди сразу поняли, что тот, кто ставит эту троицу воедино, мухлюет – мухлюет нагло и безнадёжно – во всяком случае, по мнению «нормальных людей».
С остальными продолжим.
Говоря откровенно (я и раньше говорил откровенно, но сейчас разоблачился аж до сбрасывания белья – да-да, если вы видели в утопающих в темноте и (нехилое, кстати, "и"...) непонятно чем освещённых окнах человека, размахивающего плавками, – это был я; но продолжим), я продумал всё это признание (а это признание), добираясь на метро до дома. Проблема в том (и вот тут-то начинается признание – не пропустите, чьорт возьми!..), что с того момента прошло немного времени. Да, «немного времени». «Немного времени» - это вроде «немного соляной кислоты», ополоснувшей человека, собравшегося признаваться. Нет, плохое сравнение, для меня – плохое, потому что для меня [I]первая стратегическая заноза[/I] - это:
Ускользающее мгновение.
Это не шутка. Вернее, это – уже шутка: именно потому, что время ушло. Любая искренность с моей стороны – это игра, вернее, подыгрыш: я насилую память, восстанавливая некое чувство, что было 10 минут назад. Чувства нет. А памяти по хрену – она хранит эти трогательные колебания души в одном ряду с репликами Войницкого после перепрочтения «Дяди Вани». Впрочем, вам ещё повезло – если бы я перечитывал «Иванова», того и гляди срывался бы на реплики акцизного: «…Играем. Я говорю без козырей. Он пас. Два трефы. Он пас. Я два бубны… три трефы… и представьте, можете себе представить (это он вам, кстати, не мне): я объявляю шлем, а он не показывает туза. Покажи он, мерзавец, туза, я объявил бы большой шлем на бескозырях…»…
Нет, юноша, в книге карточных фокусов этого нет. Это Чехов. Это книга общих фокусов, если Вы понимаете. Что? Как отделить от жизни?..
А кстати, как?..
Этот вопрос прошёл бы (прокатил бы) как дань «литературщине», если бы только он не касался самой литературщины – ведь [I]вторая стратегическая ошибка[/I] вашего героя (что значит – кого? Меня, мать вашу, меня!.. да нет, понятно, что не тяну, но подыграйте всё же, хоть немного-то… ну, вот хоть вы – вы ж всё равно надрались в баре а-ля ошалевший от весеннего угара воробей – ну, поспособствуйте по пьяной солидарности…) - это:
Л-и-т-е-р-а-т-у-р-а.
Нет, это слишком громко, не к чему так, всё проще – и ужасней.
Я говорю о легенде. Вернее, легендах – ибо они существуют только во множественном числе. Об историях. О байках, наконец (слово произнесено! А произнесено ли? Ведь оно подразумевалось с самого начала – все его уже произнесли: зачем же сейчас этот поджопник очевидности?..).
Но дело не в том, что я дроблю реальность (воспоминания) в трогательные истории о том, как напился Иван Денисович с Василь Васильевичем. Нет. Ужас (должен ли – вернее, нужно ли мне говорить, что «ужас» здесь – это «ужас» в хайдеггеровском смысле? Иначе говоря – должен ли я выпендриваться?) литературы в том, что я заранее проигрываю реальность как байку. Иначе говоря, если я скажу, что «я (в каком-то там [I]случае[/I]) вёл себя как еврей в 35-м году» - [I]это не метафора[/I]: я так себя и вёл – грассировал, отмахивался от явных проявлений нацизма как от несуществующего/несущественного бреда и всем сообщал, что с моим маленьким гешефтом полный порррядок. Проблема в том, что это не было игрой – я ведь не актёр, это была история, но история, которую я создал, предвосхищая возможные истории, который могли бы возникнуть на основе того, что происходило.
И здесь всплывает – а-ля весеннее дерьмо – [I]третий стратегический просчёт[/I] (облом даже):
Я потерялся.
Нет, никакого – к чёрту! – экзистенциального (затрахаешься же печатать (кстати, «затрахаешься» тоже затрахаешься печатать – хотя сейчас я уже набил руку)!..) смысла здесь нет. Я потерялся не потому, что меня ниХХХто не понял, нет, это-то ерунда, я потерял себя на стадии лёгкого, легковесного даже конструирования себя – на стадии [I]рассказа[/I]. Дело в том, что я «рассказал о себе всё» - но речь не о чистосердечном признании, нет, речь вообще не о нейтральном описании реальности – речь о том, что реальность (вообще вся (а вот сейчас была попса – сыграл я на любви русского человека к слову «вообще», вернее, к «вааааапщееее»)) была описана вокруг меня: ничего не происходило, кроме того, что было вокруг меня – но меня-то не было, я был только как герой истории. Меня невозможно описать, обо мне нельзя ничего сказать.
Но меня можно [I]рассказать[/I].
- Эй, ты не помнишь, когда мы взяли мороженое?
- Погодь… пересдача по древнему миру?..
- Точно, мы взяли водку, а на закусь не было бабла, и я предложил взять дешёвейшее фруктовое - плодово-ягодное - мороженое…
- Хммм… А почему?
- А потому, что, как всем известно, смешивать белое с плодово-ягодным строжайше не рекомендуется!
... А ведь это было. Но было ли это со мной? Или это было с героем байки? Или всё-таки это было со мной потому, что я сразу разыгрывал будущую байку?
Да какая разница...
Главное – всё гладко рассказать.

• 
• 
•