Леля, 50 - 25 июня 2009 21:38

[COLOR=blue][SIZE=+1][FONT=Times]
Печаль заволакивала всё его существо. В этот день царю вырвали зуб. Он сидел печальный, злой как его домашний хорёк, теребил мантию и смотрел мимо шута, который делал все возможное.

— Ынц- Ынц - Ынц - Ынц - Ынц! — говорил шут, ударяя бубном в наиболее неприличные (приличных просто не было, Сеня давно перестал за собой следить) участки своего тела. — Бум-бум! Смейся, царь-батюшка! Неужто не смешно?

— Смешно, Сеня. — грустно отвечал царь. — Повешу я тебя, Сеня. Вселенская тоска в голосе была связана не только с зубной болью, но и диким похмельем будоражившим ливер властителя…

— Смотри, царь! — шут проглотил шарик, напрягся, снял штаны и вынул целеньким.

— Свинья ты, Сеня. — сказал царь. — Пять лет тебя держу, и все пять лет ты одним шариком пользуешься. Роспотребнадзору на тебя нетути…

— А сам? — помолчав маленько, спросил шут.

— Чего сам? — не понял царь.

— Бумаги туалетной из Англии понавыписывал, купцов вусмерть загонял и указы на ней строчишь! — ехидно сказал шут. Бубенчики его обидно зазвенели. — Импортер хренов! Поливку огородов кто спьяну запретил? Перед послами на полу кто растянулся? И ещё матерился так, что образа в тронном зале мироточить с горя начали!!!! Корону в дырку кто уронил???? Охальник!!!

Царь молчал. Правда не колола ему глаза, так как челюсть болела сильнее. Но шут выступил с критикой и обязан был за нее поплатиться.

Этим же вечером шута хоронили. Чего тянуть - то??? За гробом шел безутешный царь. В руках его была затасканная (чай оно не в первый раз) подушечка с наградами. Наград было много, все больше свистульки из древа, прищепки и пуговицы, среди которых единственная собачья медаль смотрелась орденом. Сзади плелись с постными рожами знать, воины, круглолицее от постоянного радения духовенство и обезумевшая от корсета царица. Шут лежал в гробу серьезный и вполголоса давал последние советы.

— Державу бди! — бормотал он, капая свечкой на руки. — Врагов — в шею! Лучшее — детям! Трава – не наркотик! Запомнил?

— Помню! — рыдая, говорил царь. — Один ты у меня был! Один! Что же это, люди?! Лучших хороним! Лучших!!

— Спасибо — всхлипывал шут, сморкаясь в саван. — Мог бы и при жизни. А то задолбал подзатыльниками пичкать. А вообще над шариком хоть раз в месяц бы посмеялся для порядку… Стараюсь ведь…

За околицей царь ткнул пальцем в первую попавшуюся яму.

— Здесь!

Шута вывалили из гроба. Он скатился в яму, знать сняла шапки, воины посуровели, духовенство икнуло и перекрестилось.

— Прощай, друг! — скорбно сказал царь.

— Прощаю — пробурчал шут, устраиваясь щекой на венке.

— Салют! — скомандовал царь. Воины пальнули. Духовенство с испугу бабахнуло еще громче. Царица поморщилась, но от обморока воздержалась. Царь бросил на спину шуту горсть земли, задумчиво поглядел на звезды, и процессия удалилась.

А шут поворочался в могиле, посетовал что сигареты как обычно ему оставить забыли, помолился за упокой и заснул. Впереди была бурная ночь. Ему предстояло воскреснуть, явиться во дворец в объятия ошалевшего от радости царя, напиться с ним до зеленых соплей и маленьких чертей, которых видели оба не раз и оба не боялись, всю ночь орать с колокольни похабные песни и ломиться в женский монастырь... Царь же, несмотря на лета, был еще очень бодрый мужик и после пятнадцати ковшиков целых два часа мог стоять на четвереньках и материться в рифму. Шуту отставать было не положено. Поэтому он тихо спал и набирался сил.

[COLOR=violet] © [/COLOR] [/FONT][/SIZE]

• 
• 
•