Inochka, 53 - 17 августа 2010 22:51

[SIZE=+1][COLOR=red]Взрослое одиночество и при чем тут любовь[/COLOR][/SIZE]

Автор - Т.В. Гагин. Источник - http://timur-gagin.livejournal.com/31556.html

Чем человек взрослее, тем меньше в его жизни — любви. Так говорят. И доля правды здесь куда больше, чем хотелось бы. Почему? Вот об этом и разговор.

Почему моим друзьям, тем, кому за тридцать и за сорок (не все, конечно) так хочется этой самой любви, и так трудно в нее верится? Почему чем старше, тем больше приходится переламывать — вполне, между прочим, безрассудно и «не по-взрослому», чтобы эта самая любовь оказалась возможной? И почему так плохо получается у людей умудренных, предусмотрительных и битых жизнью эта штука, которую в лет и в легкую имеют в своей жизни люди помоложе (уже молчим про подростков)? Что тут не так?

Счастливая безответственнось

Чем хороша жизнь ребенка — даже не из самой благополучной — из обычной семьи? Безответственностью. Пишу это слово без тени осуждения или даже неодобрения. Это та же безответственность, что и у искренне верующих людей: что бы ты ни сделал, высшая и ЛЮБЯЩАЯ тебя сила все исправит. Конечно, можно и по попе получить, и в углу постоять, но это мелочи. Крыша над головой, тепло, хлеб, одежда — все будет. И доброе слово, и бытовая забота. И сопли тебе подотрут, и пол за тобой. А если вляпаешься в неприятности, то это в конце концов их, родителей, неприятности. Выслушивать разносы в школе, объясняться с милицией, искать деньги или врача для аборта… э-э-э, это уже когда постарше .

Куда не оглядывается счастливый в своей безответственности ребенок, он не видит, не знает края. По большому счету, он не знает слова «нельзя» по-настоящему, «нельзя» как угрозу, от которой никто не поможет.

Он знает «нельзя» старших, которое можно хитро обойти, если они зазеваются. Он легко спрыгивает с высот и лезет на глубины — он в принципе не понимает, что в «крайний» момент следящий взор может недоглядеть, а сильная рука не успеть подхватить. Для него «так не бывает». И в этом его счастье. Мир к этому ребенку — НЕ равнодушен. Не просто «не зол», а именно «неравнодушен». Мир к нему — добр. Не сам по себе. В лице тех самых любящих взрослых, которым не все равно. Которым он, этот маленький человек отчего-то дорог и нужен сам по себе — НИ ЗА ЧТО. Просто так. Даже любить встречно необязательно. Вообще ничего не обязательно. Тебя любят — просто так.

Кого-то больше, кого-то меньше, кого-то просто оберегают, кому-то еще приносят пирожные, кого-то наказывают чаще, кого-то реже, но все равно — берегут.

Детская безответственность (счастливая безмятежность и ясное ожидание хорошего будущего) и та самая безусловная любовь, о которой так много говорят — стороны одной медали.

Момент взросления

И снова слово «взросление» я пишу без того восторженного пиетета, которым оно часто сопровождается в воспитательных беседах. Взросление — штука объективно неприятная, примерно как выпадение зубов или появление морщин. Такая же объективная и такая же неприятная. Взросление — это синдром, то есть комплекс симптомов (хорошо, просто признаков ), это изменение психического строя. Оно открывает одни возможности и закрывает другие. Это просто факт жизни. В рамках нашей темы факт неприятный. Взросление лишает человека любви. Как? Непросто. Но надежно.

Человек взрослеет (не разом, постепенно) постольку, поскольку все глубже — и в смысле веры, и в смысле повседневной практики — понимает одну простую вещь. Он сам — сам по себе, какой он есть — НИКОМУ НЕ НУЖЕН. Никому. Совсем. (Уточню, никакому другому человеку, чтобы не задевать вопросы веры). Родители стареют, и все чаще уже им хочется быть нужными ребенку. То есть — перевожу — они хотят получать заботу, тепло и прочие деньги (и, конечно, имеют на это право, только мы сейчас не об этом). А вот так, чтобы давать — просто так, за факт существования — вот так уже, увы — никому.

При хорошем раскладе кому-то интересны его, выросшего ребенка, способности, возможности, данные и то, что он может сделать. При раскладе совсем отличном кому-то могут понравиться его данные внешние. Или ум, или манера двигаться. Словом, что-то такое, для чего не особенно нужно напрягаться. (Ну, до определенного возраста). Но даже и здесь его любят за то, что он — развлекает. И чем дальше, тем больше приходится все равно делать, чтобы нравиться-развлекать и не наскучить.

В тот момент, когда человек окончательно осознает себя совершенно одним, перестает надеяться, что «высший глаз» присмотрит, а «высшая рука» поддержит тем или иным способом — он становится ответственным — взрослым. Начинает бояться. За себя, за завтрашний день, за тех, за кого отвечает. Появляется серьезное отношение к жизни. И пропадает магия высших сил, вера в любящий мир. Или, если хотите, чувство любимости пропадает. Нет, мир и люди по-прежнему не враждебны (хотя в момент перехода-осознания многим кажется именно так). Все гораздо хуже. Миру, людям, нет никакого дела. Вообще. И тебя — такого уникального — могут размазать не «за что-то», не из зависти и злобы. А походя. Случайно. Просто так . Nothing personal.

И вот теперь, когда магия исчезла, «объективная картина мира» заставляет все время морщить лоб. Напрягаться. Предусматривать. Подстраховываться. Рвать на себя и рваться вперед. Сначала с юным апломбом покорителя мира. Потом со страстью опаздывающего на последний поезд. Потом с безысходностью от того, что никакого поезда нет… а ехать надо.

У взрослости есть разные состояния. «Я один, все меня бросили, люди сволочи.» — обычно сразу после перелома. «Я один, сам по себе, и это круто, буду самодостаточным!» — когда много сил, а шишек в неподстрахованной жизни набито еще мало. «Я один, мне никто не поможет, надо быть осторожным и внимательно смотреть по ст

• 
• 
•